Лесные братья. Ранние приключенческие повести - Страница 102


К оглавлению

102
* * *

А время шло час за часом. Прошел полдень, обед, наступал вечер. Было решено пробраться в огород и, спрятавшись за бузиной, густо разросшейся в углу, выжидать наиболее благоприятный момент для похищения котелка. Димка и раньше прятался там часто, но то бывало как-то просто и неинтересно… А сегодня даже дух захватывало.

Засели они рановато, и долго еще через двор проходил то один, то другой. Наконец прошел в хату Головень, позвали Топа.

На крыльцо вышла мать и, оглядевшись по сторонам, закричала:

— Димка, Дим-ка!.. Где ты, паршивец, делся?

«Ужинать!» — догадался Димка, но откликнуться, конечно, даже и не подумал.

Мать постояла на крыльце еще немного, потом выругалась и ушла. На дворе стало темно. Подождали минут пять…

— Идем, Жиган!

Крадучись, вышли, или, вернее, выползли.

Возле деревянной стенки чулана остановились.

До окошка было довольно высоко. Димка встал, упершись рукой в колено, а Жиган, как более гибкий, забрался к нему на спину и осторожно стал просовывать палку с гвоздем в окошко.

В чулане темно, он никак не мог зацепить крючком котелок, так что Димка изругался даже.

— Скорей ты, черт! Что у меня спина, забор, что ли?

— Темно больно, — шепотом ответил Жиган и, с трудом зацепив поблескивающий котелок, потащил его к себе. — Есть! — соскочил с Димкиной спины Жиган.

— Жиган! — удивился Димка, заметив у него в руке еще что-то. — А где ты колбасу взял?

— Тут висела рядышком… Бежим скорей!

И они проворно юркнули в сторону… Возле огорода Димка вспомнил, что впопыхах они оставили палку с крюком прислоненной к чулану, и решил вернуться, чтобы захватить ее с собой. Быстро пробравшись обратно, он схватил ее и хотел бежать, как вдруг увидел просунутую в дыру плетня голову Топа, любопытно смотревшего на него.

Димка, с палкой в одной руке и с колбасой в другой, так растерялся в первую секунду, что пришел в себя только тогда, когда Топ спросил его серьезно:

— Ты зачем колбасу стащил?

— Это… Это не стащил. Топ… Это надо, — поспешно ответил, подходя к нему, Димка. — Это воробушков кормить… Ты любишь, Топ, воробушков?.. Чирик-чирик!.. Ты не говори только. Не скажешь? Я тебе гвоздь завтра дам, здоровый…

— Воробушков? — так же серьезно переспросил Топ.

— Да-да! Вот ей-богу!.. У них нет… Бе-едные!

— И гвоздь дашь?

— И гвоздь дам… Ты не скажешь, Топ? А то не дам гвоздя и со Шмелькой играть не дам.

И, получив обещание Топа молчать, но все-таки про себя сильно сомневаясь в этом, Димка помчался к Жигану.

Сумерки наступали торопливо и, когда ребята добежали до сарая, чтобы спрятать котелок и злополучную колбасу, стало почти темно.

— Прячь скорее…

— Давай! — Жиган полез вверх, на солому, и скользнул под крышу. — Димка, тут темно, — тревожно слышалось через переборку. — Я не найду ничего.

— А, дурной, врешь ты, что не найдешь! Боишься, видно? — бросил Димка и полез в дыру тоже… В потемках он нащупал руку Жигана и, к своему удивлению, заметил, что она сильно и нервно дрожит.

— Ты чего? — И Димка почувствовал, как невольный страх начинает передаваться и ему…

— Там кто-то… — начал было Жиган шепотом, выбивая зубами дрожь. — Кто-то…

Но не договорил, а только крепко ухватил Димку за руку. И Димка ясно услыхал доносившийся из темной глубины сарая тяжелый, сдавленный стон…

В следующую же секунду, с криком скатившись вниз, не различая ни ям, ни тропок, оба в ужасе неслись прочь от сарая.

III

В эту ночь Димка долго не мог заснуть. Положил с собой рядом Шмеля, закутался крепко в поддевку и все же каждый раз испуганно открывал глаза при малейшем стуке. Проснулся он рано, и потому ли, что было светло, потому ли, что за ночь он успел оправиться от первоначального испуга, но только теперь в его голове начали складываться всевозможные более или менее цельные предположения.

«Крысы? — вспоминал он. — Мясо, снопы… А что если?..» — вдруг мелькнула у него какая-то мысль.

Он быстро оделся и помчался прямо к сараям. Вот и снопы, вот и щель. Простояв с минуту в нерешительности, Димка быстро вскарабкался на солому и юркнул в дыру.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь многочисленные щели, светлыми полосками прорезали полутьму длинного сарая. Подпорки передней части, там, где должны были находиться ворота, обвалились — и крыша осела, наглухо завалив вход.

«Где-то тут!» — Димка пополз вперед. Он завернул за одну из куч слежавшейся соломы и остановился… В углу, распластавшись на соломе, лежал человек, а впереди него — бессильно зажатый в вытянутой руке темный наган.

Шорох заставил человека поднять глаза. Он крепко стал сжимать наган, по-видимому, собираясь выстрелить. Но, то ли изменили ему силы, то ли что-нибудь другое, только, всмотревшись воспаленными мутными глазами в Димку, он разжал пальцы, выпустил револьвер и проговорил хрипло, с трудом ворочая языком:

— Пить…

Димка сделал шаг вперед и чуть не крикнул от удивления: прямо перед ним лежал черный незнакомец. Пропал весь страх, все сомнения, осталось только чувство острой жалости к человеку, когда-то так участливо заступившемуся за него.

Димка схватил котелок, помчался за водой на речку. Возвращаясь бегом, он наткнулся на Федьку Марьиного, помогавшего матери тащить корзину мокрого белья. Однако он успел все-таки почти что под самым носом у того завернуть в кусты. Ему было видно, как удивленный Федька замедлил шаг и поворотил голову в его сторону. И если бы мать, заметившая, как сразу потяжелела корзина, не крикнула сердито: «Та неси же, дьяволенок, чего ты завихлялся, паршивец!» — то, должно быть, тот не утерпел бы проверить, кто это шмыгнул в сторону и спрятался в кустах столь поспешно.

102