Он прошел еще несколько раз по комнатам и поднял простой холщовый мешок дяди Ивана. Тогда он понял все. Ясно, что струсивший дядя Иван рассказал об его исчезновении, а затем они все втроем бросились вдогонку за экспедицией.
От этой мысли вся усталость слетела с Реммера. Винтовки у него больше не было, но из ящика письменного стола он вытащил большой маузер и две нераскупоренные пачки патронов. Взял мешок дяди Ивана и с поспешностью, неестественной даже для него, начал набрасывать туда все съестное, что попадалось под руку. В кладовой он нашел пол-окорока, тонкую колбасу и четыре банки консервированного молока. В шкафу лежал сухой хлеб. Все это он быстро увязал, потом сел за стол и стал писать записку на тот случай, если бы, не найдя его, друзья вернулись обратно.
Перо со скрипом быстро бегало по бумаге. Наступили сумерки. Реммер написал, запечатал, хотел встать, но взгляд его упал на зеркало, и в нем он ясно увидел отражение чьего-то лица, внимательно наблюдавшего за ним через окно позади. Сохраняя полное спокойствие, Реммер встал, не оборачиваясь, но лицо из зеркала исчезло. Тогда, опасаясь какого-нибудь подвоха или засады, Реммер зашел в другую комнату, распахнул окно, прямо выходящее в лес, выбросил сумку и маузер с тем, чтобы самому незаметно исчезнуть тем же путем.
Реммер не был трусом, но он чувствовал, что кто-то за ним наблюдает. А сейчас ему нельзя было терять ни минуты, ибо Вера была где-то там, где Штольц, где Запольский, и могущая быть между ними встреча не предвещала бы ничего хорошего.
Но… в дверь вдруг раздался громкий и властный стук. Реммер ничего не понимал. Так стучать соглядатаи Штольца не могли. Стук повторился.
Реммер подошел и откинул крючок двери. Вошли двое.
— В чем дело и кто вы? — спросил он.
Вместо ответа один из пришедших повернул выключатель и положил на стол бумагу. В ней говорилось, что предъявителям сего предписывается арестовать обвиняемого по статье такой-то журналиста Виктора Реммера и направить его под конвоем в Пермь.
Реммер пошатнулся. Этого он уж никак не мог ожидать. Это была, очевидно, какая-нибудь тонкая, хитро проведенная «шутка» Штольца.
— Здесь какое-то недоразумение… Может быть, мы сможем его здесь выяснить?
— Нет, — вежливо, но твердо ответили ему, — недоразумения нет, и нам точно приказано отправить вас в Пермь.
— Но что это за статья? — спросил он, ничего не понимая.
— Убийство, — холодно ответил ему агент.
Крик удивления и негодования сорвался с губ Реммера. Он понял, что объяснять тут нечего. Он знал теперь наверное, что это проделки Штольца. Еще знал, что сейчас он не должен быть арестован, потому что его дело было в самом разгаре, потому что Вере могла грозить опасность, потому что он знал, что никакого убийства нет, и потому что где-то там уже разыскивали и, может быть, нашли уже загадочную пещеру.
«Буду потом отвечать за все. Объясню все потом», — мелькнула мысль в его голове. И рассчитав все до мелочи, он пружиной напряг ноги, выпрямился и отскочил в соседнюю комнату. И почти одновременно послышались два звука: лязг защелкнувшегося американского замка и треск выстрела.
Револьверная пуля прожгла доску двери, разбила циферблат стоявшего на этажерке будильника, но Реммер был уже за окном. Он схватил сумку и маузер и прыгнул в овраг. Не успел еще добежать до первых деревьев, как сзади послышались крики и частая стрельба. Реммер махнул отчаянно головой и врезался в кусты.
Бежал долго-долго. И только, когда почувствовал, что дышать нечем, покачиваясь, пошел шагом, потом сел на большой, заросший мхом камень.
Было тихо. Он провел рукой по лбу — лоб был мокрый. Он посмотрел на ладонь, ладонь была красная. «Кровь, — подумал он, — но это пустяки…».
«Теперь я „уголовный“», — сообразил вдруг Реммер.
Мысль эта показалась настолько дикой, что он рассмеялся странным, горьким смехом. Потом опять сдвинул губы.
«А крепкою хваткой берет Штольц, он опасней, чем я думал. Впрочем… — он еще крепче стиснул губы, — впрочем, посмотрим…».
Нечего сказать! Лес да горы, горы да лес… Попробуй найти сразу Веру или наткнись на Штольца? Стоп, товарищ, река. Реку с бревном — вплавь, ручей — вброд, а ущелье?!
По карнизам с осыпающимися камнями, по звериным тропам и густым зарослям вперед и вперед пробирался Реммер.
Добрался до прежнего места, где еще недавно он ночевал с Баратовым. Долго искал следы партии Штольца, долго прислушивался, не слыхать ли где стука или крика. Но молчал девственный хмурый лес.
Ночью он забрался на вершину дерева и далеко впереди в ущельях увидел отблески костра.
«Штольц или Вера?» — подумал он. И, спустившись, напролом через темноту пошел вперед.
А кругом свистели горные ветры, шумели гнущимися вершинами деревья да смешивались свисты с плесками разбивающейся о камни воды.
Ночь, темь, тени, кочки, клочья, камни и опять ночь. Стоп…
Остановился Реммер и прислушался. Где-то близко, совсем рядом разговаривали двое:
— Черт шею сломит…
— Ничего.
— Он будет доволен…
— Ясно.
— Их двое внизу, как раз где река выходит из горы.
— И баба…
— Баба не в счет!
— В счет, если у нее маузер.
Камни с шорохом вылетают из-под ног, ничего больше не видно, и ничего Реммеру больше не слышно. Костры были совсем рядом. Реммер не хотел рисковать, он взял влево и полез на крутую, но не особенно высокую скалу с тем, чтобы оттуда сверху наблюдать за Штольцем.
Добрался. И лег. Огни и тени здесь были видны близко внизу, но разговоров не было слышно.